Я знаю мир -- он стар и полон дряни,
Я знаю птиц, летящих на манок,
Я знаю, как звенит деньга в кармане
И как звенит отточенный клинок.
Я знаю, как поют на эшафоте,
Я знаю, как целуют, не любя,
Я знаю тех, кто <<за>> и тех, кто <<против>>,
Я знаю все, но только не себя.

Я знаю шлюх -- они горды, как дамы,
Я знаю дам -- они дешевле шлюх,
Я знаю то, о чем молчат годами,
Я знаю то, что произносят вслух,
Я знаю, как зерно клюют павлины
И как вороны трупы теребят,
Я знаю жизнь -- она не будет длинной,
Я знаю все, но только не себя.

Я знаю мир -- его судить легко нам,
Ведь всем до совершенства далеко,
Я знаю, как молчат перед законом,
И знаю, как порой молчит закон.
Я знаю, как за хвост ловить удачу,
Всех растолкав и каждому грубя,
Я знаю -- только так, а не иначе...
Я знаю все, но только не себя.

Понравилось..

А я б так оставила:

со школы помню стихотворение это. Честное и грустное

Как то под настроение...

Сегодня в городе я встретила весну...
Нигде такую раньше не видала...
И любовалась ею на ходу -
Как жаль, что я такой не стала...

Беспечной и немного неопрятной,
С веснушками смешными на лице,
такою ветреной, но все-таки приятной,
Не в золоченом, а ромашковом венце!!!

И серьги у нее, как у березки,
а ей идут они - вот, истинно, к лицу!
И платье у нее совсем не броско -
Какой-то ситец в нежную листву!

А город будто больше все влюблялся,
В ее веселый и прозрачный стан,
Как здорово, что чувств он не стеснялся,
танцуя шел за нею по пятам...

И я пыталась с нею быть похожей...
Легко шутила, к солнышку рвалась,
Кораблики пускала в лужах тоже,
Пока звезда вечерняя зажглась...

Хотелось мне тебя в себя влюбить...
Совсем чуть-чуть, чтоб ты лишь улыбнулся...
Но, видно, осень ты не можешь позабыть,
А мне в весну так хочется вернуться...
..

Беззаботный и беспечный, на спине портфель заплечный
Жизнь длинна и бесконечна, времени - вагон.
Огоньки на елка в вате и едва за 30 бате
И олени над кроватью, и курантов звон.

Даль - пустяк, и путь к ней светел, за учебу - не в ответе
Beatles - лучше всех на свете, бабы хмурят бровь.
Ты вершина мироздания, парк и первое свидание,
Неумелое признанье, первая любовь.

Летом черный от загара и везде с собой гитара,
И тоска тебе - не пара, долго длится день.
Тонус в норме без зарядки и в цене чужие грядки,
По плафонам из рогатки и бегом - не лень.

Новая свеча оплыла, отпылала и остыла,
Как давно всё это было, - жизнь тому назад.
Как быстро время мчится, врядли мне всё это снится,
Не успел начать страницу, вот и 50.

И уже очки в газете и читать темно при свете,
И совсем большие дети, разлетелись кто-куда.
В сердце шум и всё такое, симулируем здоровье,
Бросить все, уехать что-ли, - только некуда.

Мне б туда, где елка в вате, где едва за 30 бате,
Мама шьет сестренке платье, скоро новый год.
Где намеренья не лживы, и пока еще все живы,
И чисты души порывы, и она поет.

Беззаботный и беспечный, беззаботный и беспечный.

Маршал

Гамзатов ,это всегда мороз по коже..

Живешь, как по лесу идешь,
Лицом угодишь в паутину -
Тонка и легка невтерпеж,
Сорвал бы с лица, как личину,
Да сразу ее не сорвешь.

Как будто разумная злоба
Готовила пряжу свою,
И чуждое нам до озноба
Есть в этом воздушном клею:

На щеки налипла обида,
Оболган, стоишь на краю;
Теперь улыбнись хоть для вида,
Хоть слово промолви со зла, -
Куда там! Слезами не выдай,
Что губы обида свела. 1969 г., Арсений Тарковский

Воистину!День пережит и слава..
В наше время как никогда актуальным становиться жить сейчас,сию минуту,не задумывая на завтра,зыблемо будущие.

Яровицына Татьяна

Баллада о Президенте

1

Необычен  он,  мой  герой,
и  для  общества  –  непригляден.
...Как  сказать  вам,  чего  же  ради
я  рассказ  начинаю  свой?

Он  войну  прошёл.  Он  согнулся.
Сыновей  пережил,  друзей.
Но  не  спился  он,  не  свихнулся  –
этот  сухонький  дед  Евсей.

Заставляла  его  нужда  –
он  по  мусорным  бакам  шарил...
Друг  его  неизменный  –  Шарик  –
деда  всюду  сопровождал.

Он  копейки  за  полбатона
чуть  дрожащей  считал  рукой...
По  причине  какой  такой
он  страною  забыт,  законом?

2

Но  ответил  бы  наш  старик
(если  б  люди  его  спросили):
«...Лишь  бы  ноги  ещё  носили!
Я  как  будто  уже  привык...».

И  ни  слова  про  боль,  ни  слова!
Про  своё  бытие  –  молчит.
Только  сердце  его  кричит,
помня  Севушку  молодого.

...А  когда-то  он  был  любим,
был  кому-то  отцом  и  мужем.
Но  по  смерти  жены  не  нужным
оказался  родным  своим.

Чем  живёт  он,  худой  и  сникший,
тихий  пленник  земных  оков?
Как  ютится  в  подвальной  нише,
где  ни  окон  нет,  ни  замков?

Вот  такое  житьё-бытьё...
Внуки  деда  жилья  лишили...
Люди  сжалились,  разрешили
здесь,  в  подсобке,  дожить  своё.

3

Жизнь,  как  водится,  раны  солит...
Перестанет  саднить  когда  ж?
А  пока  что  Евсей  мусолит
свой  химический  карандаш.

Карандашик  поёт-скрипит...
Вдохновенье  зовёт  куда-то...
Сердце  в  алых  сетях  заката
о  последней  любви  кричит.

Жить  любовью  дано  немногим.
У  него  же  –  душа  полна.
Боже,  как  неземна  Она
по  сравнению  с  ним,  убогим!

Днём  привычно  он  топчет  землю,
гвоздь  смиренья  в  себя  вживив,
недостойный  Её  любви,
просто  жалости  –  не  приемля.

Вечер  –  время  писать  стихи
(Шарик  –  слушатель  их  и  критик).
Ночь  –  бессонница  в  лунных  нитях.
Утро  –  прозы  мирской  штрихи.

...Ночь.  Сосед  заглянул  на  свет:
–  Эй,  папаша!  Не  спишь?  Рехнулся?
Завтра  выборы.  Помнишь?  Нет?
Как  от  лешего,  отмахнулся:
–  Нет!  Я  сам  себе  –  президент...

–  Ладно,  дед.  Ты,  я  вижу,  в  норме,
раз  такое  сейчас  загнул!
...А  старик  тяжело  вздохнул:
чем  же  завтра  он  пса  накормит?

4

–  Эй,  хозяин,  вставай  –  рассвет!
Ну,  пожалуйста,  я  голодный!  –
в  деда  тычется  нос  холодный.
...А  хозяина  больше  нет.

Умер  дедушка.  А  на  шаре  –
на  огромном  таком  земном  –
нет  души  родной.  Воет  Шарик,
будоражит  уснувший  дом...

...Зубы  скалил.  Скулил.  Рычал.
Это  кaк  так:  его  –  не  будет?
Приходили  чужие  люди,
а  хозяин  молчал...  Молчал!

По  обычаю  схоронили
деда  светлым  ноябрьским  днём.
От  могилы  ушли  –  забыли.
Шарик  долго  стенал  о  нём.

...Не  измерить  собачьих  бед!
Что  им,  людям,  собачьи  раны?
Пёс  не  тронул  еды  ни  грамма,
что  ему  приносил  сосед.

Как  пронзительны  были  ночи!
Кто-то  пса  захотел  убить,
но  спаслa
та,
которую  очень
посчастливилось  им  любить.

5

У  неё  доброта  в  глазах,
сердце  знает  печаль  разлуки,
удивительно  пахнут  руки,
неожиданно  мягок  шаг.

Только  ей,  обессилев,  Шарик
дорогую  тетрадь  отдaл,
хоть  и  нервничал,  ревновал,
отпуская  знакомый  запах.

А  в  тетрадочке  той  –  стихи  –
столько  чувственной,  томной  страсти
(словно  даже  у  смертной  пасти
любят  верные  старики)!

И  «красавица»,  и  «богиня»,
не  смыкая  усталых  глаз,
удивляясь  тому  не  раз,
находила  своё  в  них  имя.

И  как  будто...  осиротев,
тётя  Соня  слегла  с  болячкой.
Вечерами  с  его  собачкой
вместе  плакали  нараспев.

Шарик,  слыша  родные  ритмы,
уши  трогательно  вострил
и  отчаянно  так  скулил
под  хозяйской  души  молитвы!

...Уводили  стихов  слова
в  мир  любви,  красоты  и  света.
О  голодном  нутре  поэта
нужно  людям  ли  знать?  Едва...

О  лишеньях  слова  молчали  –
миру  нужен  другой  акцент.
Был  с  характером  Президент.
Вы,  быть  может,  его  встречали...

©  Татьяна  Яровицына

Мы встретились случайно, на углу.
Я быстро шел - и вдруг как свет зарницы
Вечернюю прорезал полумглу
Сквозь черные лучистые ресницы.
На ней был креп,- прозрачный легкий газ
Весенний ветер взвеял на мгновенье,
Но на лице и в ярком свете глаз
Я уловил былое оживленье.
И ласково кивнула мне она,
Слегка лицо от ветра наклонила
И скрылась за углом... Была весна...
Она меня простила - и забыла.               Иван Бунин

Как слог ласкает слух)

В хрустальный шар заключены мы были,
     и мимо звезд летели мы с тобой,
     стремительно, безмолвно мы скользили
     из блеска в блеск блаженно-голубой.

     И не было ни прошлого, ни цели;
     нас вечности восторг соединил;
     по небесам, обнявшись, мы летели,
     ослеплены улыбками светил.
     Но чей-то вздох разбил наш шар хрустальный,
     остановил наш огненный порыв,
     и поцелуй прервал наш безначальный,
     и в пленный мир нас бросил, разлучив.

     И на земле мы многое забыли:
     лишь изредка воспомнится во сне
     и трепет наш, и трепет звездной пыли,
     и чудный гул, дрожавший в вышине.

     Хоть мы грустим и радуемся розно,
     твое лицо, средь всех прекрасных лиц,
     могу узнать по этой пыли звездной,
     оставшейся на кончиках ресниц...

Владимир Набоков

Он мне расцарапал не тело, а душу.